Очень скоро после реформы Тайка распри по поводу престолонаследия возобновились; Фудзивара, хотя сами и не стремились на трон, укрепляли свое положение посредством постоянных браков с императорской семьей и в результате получили все, кроме разве что внешних атрибутов власти. Интриги по вопросу о престолонаследии обычно принимали форму споров между соперничающими кликами, требовавшими трона для разных принцев, и это неудивительно, так как императоры имели по несколько жен и множество детей, а твердого закона о престолонаследии не существовало.
   Характерная междоусобица разразилась после смерти императора Тэндзи в 671 г. У Тэндзи было пять жен, родивших ему восемь детей, к которым следует добавить еще шестерых - от придворных дам. У его младшего брата было девять жен, четверо из них - дочери Тэндзи и, следовательно, его собственные племянницы. Одна из клик поддерживала брата Тэндзи против сына последнего, и сын занял на короткое время трон как император Кобун, но погиб в начавшейся вскоре гражданской войне, а брат Тэндзи стал императором под именем Тэмму. Именно в правление Тэмму была организована историческая комиссия, благодаря которой впоследствии была создана официальная хроника "Нихонсёки", и несомненно, что в это время были предприняты некоторые попытки сформулировать закон о престолонаследии. Однако, хотя власть в течение века оставалась в семье Тэмму, споры о наследстве продолжались. После смерти Тэмму в 686 г. ему наследовала вместо одного из его многочисленных сыновей его вдова, императрица Дзито. Эта дама отреклась в 697 г., и трон унаследовал император Момму, ее внук, бывший тогда еще несовершеннолетним. Это был второй отмеченный случай отречения и первый, когда наследовал младший потомок. Преамбулу эдикта, оглашенного императором Момму по поводу его престолонаследия, стоит воспроизвести точно, так как это полезный материал для комментирования тогдашней трактовки династических проблем:
   "Он говорит: - Слушайте все вы, собравшиеся государевы дети, принцы, знать, чиновники и народ Поднебесного Царства, слово, которое он говорит, беспристрастное, как слово господина, того, который как воплощение бога правит Великой Землей Множества Островов. Он говорит: - Слушайте вы все слово господина, который возглашает так: мы выслушали с уважением благородные, высокие, ясные, теплые слова о бремени, возложенном на нас господином принцем Ямато. Тот, кто есть воплощение Бога, правящего Великой Землей Множества Островов, во исполнение задачи этой Небесной Солнечной Преемственности Высокого Трона, с той же мудростью, как Священное Дитя Бога Небес, как оглашено Богом, который в Небесах, что, с появления Великой Равнины Небес, через царствования наших отдаленных предков с тех дней и впредь, господина государя дети должны рождаться один за другим, чтобы навсегда наследовать правление Великой Землей Множества Островов".
   Вступительные слова "он говорит" показывают, что эдикт зачитывался двору вслух в церемонной манере каким-то высоким сановником - обычно это был министр двора. "Бремя, возложенное на нас господином принцем Ямато" - это о троне, отданном императрицей новому императору по ее отречении. В эдикте используется стиль, о котором мы уже говорили, - со ссылками на господина как воплощение бога, на правление в непрерывной преемственности со времен божественных предков. Ни в этом, ни в других подобных эдиктах нет ссылок на китайскую доктрину, гласившую, что господин правит скорее по праву "добродетели", нежели по праву наследования, или, если она и упоминается, то этим не заменяет доктрину о божественных предках. Так, в эдикте императора Сёму 729 г. содержатся слова "Господин, будучи мудрецом, которому служат мудрые министры". Использование здесь слова "мудрец" - дань китайской доктрине, но тот же эдикт открывается обычным утверждением, что династия неразрывно восходит к богам. Отсюда, по-видимому, следует, что хотя японцы и восприняли китайскую теорию царствования как часть политической системы, они пользуются ею, только когда она удобна, и до тех пор, пока она не противоречит их собственной доктрине. Претензия на божественных предков и неразрывную преемственность никогда не отвергалась, и этот факт заслуживает внимания, так как показывает, что даже престиж китайских институтов был не способен сломить "аристократизм" в складе ума японцев. Рассматривая практику отречений, следует заметить, что ей способствовало усиление буддизма, который оправдывал и даже приветствовал отказ от бремени власти и бегство от сопутствующего этой власти зла. И бремя, и зло были весьма реальны. Зло произрастало из амбиции соперничавших клик, а бремя - возможно, в большей степени физическое, чем психическое - было чрезвычайно тяжелым, особенно с того времени, когда двор оказался под гнетом китайского церемониала.
   Эдикт 743 г. устанавливает, что необходимое спокойствие в государстве обеспечивают "везде и всегда две вещи - ритуал и музыка". Существует множество свидетельств, что если правитель тех времен не обладал исключительно сильным характером, достаточным, чтобы разорвать оковы ритуала, то последний поглощал почти все его время, а каждое его движение связывали путы этикета. Именно чрезмерные требования церемониального кодекса заставляли многих высокопоставленных людей формально уходить от дел, а освободившиеся энергию и время направлять на осуществление настоящей, хотя и скрытой власти. Подобный обычай существовал до недавнего времени почти во всех слоях общества, и некоторые его следы до сих пор заметны в современной жизни Японии.
   В течение царствований шести монархов, от Тэндзи до Гэммэй, истинным властелином страны был Фудзивара Фубито (659-720), сын великого Каматари и основатель рода, которому было предназначено сыграть огромную роль в последующей японской истории. Своим влиянием он был обязан не только способностям, но и разработанной Каматари политике соединения дома Фудзивара с императорской семьей узами родства, браками, новыми браками, перекрестными браками - при любом возможном случае. Сам Фубито двум императорам приходился тестем и еще одному - дедом. Однако, несмотря на реальную власть, которой он обладал, его имя редко появляется в официальных хрониках. Императорский эдикт в 708 г. сообщает о жаловании ему навечно дохода с 5000 домов. Другие сообщения о нем скудны, и хотя мы знаем, что он много работал над системой управления и, как полагают, составил свод законов, за время своей жизни он не достиг наивысших должностей и лишь посмертно был сделан канцлером. Вероятно, он, подобно многим правившим до и после него, предпочитал оставаться в тени.
   После смерти Момму трон заняла его мать, императрица Гэммэй, вскоре отрекшаяся в пользу своей дочери, Гэнсё. Та в свою очередь отреклась по требованию двух своих предшественников, объявивших наследником сына Момму, тогда еще ребенка. Практика отречений становилась все более обычным делом. Заметно, что хотя правила, предписывавшего наследование по мужской линии, не существовало, оно, видимо, считалось желательным, так как императрица Дзито отреклась в пользу Момму, как только ему исполнилось четырнадцать, а две императрицы последовательно отказались от трона в пользу сына Момму, Сёму. Если все же и было какое-то правило, оно, кажется, заключалось в том, что трон должен был занять тот принц, которого называл умирающий или отрекающийся монарх, но правило это столь же часто нарушалось, как и соблюдалось.
   Сёму всем сердцем посвятил себя распространению буддизма и после 24-летнего царствования отрекся и ушел в религию. Он называл себя сями, что по-японски означает то же, что и санскритское шраманера - обращенный в буддизм. Ему наследовала в 749 г. его дочь, императрица Кокэн, в чье правление произошли знаменательные события. Из официальных хроник мы узнаем, что в первый год ее правления бог Хатиман, синтоистское божество неопределенного происхождения, чье святилище располагалось в Уса в западной Японии, заявил, что он желает отправиться из Уса в столицу. Для его сопровождения послали кортеж из высоких сановников и охрану из воинов. По его прибытии - под которым следует понимать прибытие священного паланкина, везшего символ его присутствия, - он был помещен в специально построенное святилище в одном из дворцов, где сорок буддийских священнослужителей в течение семи дней читали молитвы. Затем жрица его святилища (при этом следует помнить, что она была буддийской монахиней) провела службу в Тодайдзи в присутствии отрекшегося императора Сёму, императрицы Кокэн и всего двора. Пять тысяч монахов молились и читали сутры, исполнялись ритуальные танцы, а Хатиману было сделано подношение в форме пожалования чиновного головного убора первого ранга. Едва ли можно представить более законченную демонстрацию духа примирения, чем религиозная церемония присвоения гражданского чина одному божеству в храме другого. Жрица, о которой идет речь, была, по-видимому, высокородной дамой, и, кажется, именно она передала пророчество императрице. В награду она и синтоистский жрец по имени Тамаро были повышены в придворных чинах, а Тодайдзи пожертвовали владение в 4000 домов с 200 рабами. Точное значение этих любопытных событий невозможно определить, хотя очевидно, что они явились частью политики слияния синто и буддизма. Но они, по-видимому, также имели отношение к некоей интриге против государыни, так как спустя несколько лет мы узнаем об участии жрицы и Тамаро в заговоре и об их изгнании, а последующие эдикты 757 г. связаны с "плохими и мятежными людьми", которые, "ведомые и подстрекаемые бандой мятежников, собирались окружить дом министра двора и убить его, затем окружить дворец и изгнать наследника; поразить вдовствующую императрицу, завладеть печатью и символами власти, вызвать правого министра и заставить его обратиться к народу. После чего они планировали свергнуть императора и посадить вместо него на трон одного из четырех принцев. Поэтому ночью двадцать девятого дня они пришли в сад главного министра, где, выпив соленой воды, поклялись четырьмя сторонами Неба и Земли и договорились начать сражение на второй день седьмого месяца". Заговор был раскрыт, а зачинщики наказаны. В 758 г. императрица Кокэн отреклась в пользу Дзюннина, внука Тэмму. Она отошла в тень, но продолжала пользоваться властью. Молодого императора поддерживал Фудзивара Накамаро, известный также как Осикацу, а советником экс-императрицы был монах по имени Докё, который, если мы позволим себе дополнить официальные сведения популярной легендой, обольстил свою царственную госпожу незаурядной физической привлекательностью и делил с ней ложе в той же мере, что и направлял ее веру. Такая двойная деятельность предоставила ему большую власть в государстве, что вызвало ревность Фудзивара Осикацу; последний поднял мятеж, который был разгромлен в 765 г. после ожесточенной борьбы, а Фудзивара и большинство его соратников были убиты. Императрица еще в 762 г. сместила молодого императора, заявив, что впредь он будет заниматься церемониальной рутиной, тогда как она сама позаботится о великих государственных делах. После мятежа Осикацу она отказалась от намерений отречься и послала войска арестовать императора. Воины нашли императора неодетым и с трудом уговорили его собраться. Его личная гвардия дезертировала. Наконец он вышел, сопровождаемый немногими спутниками, в том числе матерью; по пути его остановили и держали на холоде, пока зачитывали эдикт о наказании. Его лишили титула императора, пожаловали званием принца и отправили на отдаленный остров Авадзи, где он вскоре был удушен. Между тем экс-императрица Кокэн, вторично заняв трон под именем Сётоку, объявила, что, хотя при отречении она обрила голову и надела одежду монахини, она обязана продолжать править и должна, в соответствии с обстоятельствами, на должность министра государства назначить монаха. Поэтому она пожаловала Докё новый чин - министр-священнослужитель. В 769 г. он перебрался во дворец и был назначен канцлером - священнослужителем. Заняв таким образом самую высокую должность у трона, он получил титул хо-о - в настоящее время японцы так называют римского Папу, а в то время называли отрекшихся императоров при вступлении в монашество. Тут, вероятно, Докё, подобно многим другим фаворитам, потерял голову и переоценил силу страсти своей возлюбленной госпожи. Вспомнив предсказание Хатимана 20-летней давности, он распространил слух, что то же самое божество явилось ему через некоего впавшего в транс медиума и возгласило, что Япония будет наслаждаться вечным спокойствием, если Докё станет императором. Докё объявил об этом императрице, которая решила (или ее убедили) сама посоветоваться с богом. Она послала некоего Вакэ-но Киёмаро в Уса, и тот вернулся с ответом бога, гласившим, что Докё, не будучи императорского происхождения, нежелателен на троне. Докё, конечно, был взбешен. Он настоял на издании (если не сам написал его) эдикта, на основании которого Киёмаро был лишен чинов и отправлен в ссылку за фальшивый ответ из Уса, однако его влияние начало падать, императрица заболела, и на следующий год после ее смерти Докё оставил двор и был изгнан. То, что он зашел настолько далеко и так долго оставался в живых, конечно, говорит о его сильном характере, но, вероятнее всего, он избежал смерти лишь благодаря священническому сану, поскольку лишение жизни жреца было одним из тягчайших грехов, а в то время страх мстительных духов умерших служил сильным отпугивающим средством. Здесь стоит упомянуть, что буддийский запрет лишения жизни - часто главная причина наказания изгнанием в тех случаях, когда следовало бы ожидать казни. Так, после мятежа Осикацу в 757 г. для нескольких сот человек требовали смерти, но наказание было смягчено до ссылки благодаря молитвам буддийской монахини по имени Хиромуси, сестры того самого Киёмаро, который, как мы видели, сам был наказан Докё, но избежал смертной казни.
   Очень часто западные авторы, сообщая о событиях, подобных интригам Докё, склонны к покровительственному тону и впадают либо в праведный гнев, либо в утонченное очарование доверчивостью той эпохи. Один ученый угощает своих читателей такими фразами, как "гнетущая атмосфера мрачных предрассудков", "толпа бесстыжих шарлатанов" и тому подобными цветами откровенной риторики своей школы. Однако любому честному историку, изучающему древний Восток, следует избегать чувства превосходства перед другими странами и эпохами. Ему стоит помнить, что и в наше время пророчества ежедневно появляются в прессе и им многие верят, что обман и кровопролитие в ошеломляющем масштабе - черты, присущие современной жизни. Периоду Нара не была чужда человеческая склонность к заблуждениям, но в целом это была созидательная, яркая эпоха, и было бы ошибкой подчеркивать ее предрассудки и снисходительно поглядывать на веру тех времен.
После смерти своенравной императрицы Сётоку японцы, судя по всему, уразумели, что правительницы опасны для государства, и для этого имелись веские основания, так как на протяжении нескольких поколений царствовали четыре императрицы, и все они находились под сильным влиянием священнослужителей. Поэтому влиятельные светские силы позаботились о том, чтобы на троне был мужчина, и прошло много веков, прежде чем к власти пришла следующая императрица. Растущая политическая сила служителей культа в сочетании с их экономической мощью весьма тревожили чиновников и знать, и поэтому в значительной мере усилия властей в сфере управления страной имели целью обуздание амбиций буддийского духовенства. Вероятно, отчасти благодаря этому чувству с конца VII в. начинают проявляться определенные изменения в отношении к синто, и хотя, как мы говорили, он не мог соперничать с буддизмом, большое количество обычаев и праздников, которыми, по-видимому, некоторое время пренебрегали, теперь возобновилось. Местная мифология занимает значительное место в обеих великих национальных хрониках, "Кодзики" и "Нихонсёки", составленных в первые десятилетия VIII века, и в сведениях об эпохе Нара часто упоминается проведение таких церемоний, как Национальное Очищение, и различных обрядов, связанных с урожаем. Синто все сильнее стремился стать средством выражения официального ритуала, подчеркивая функцию императора как посредника между народом и богами-предками [1]. Поэтому он развился в официальную религию, постепенно отошедшую от народного культа природы, из которого он произошел, и, переняв из китайских источников кое-какие принципы организации и немного философии, становится частью политической машины, оставив буддизм и конфуцианство тем, чьи эмоциональные и интеллектуальные аппетиты не удовлетворялись бесхитростными народными поверьями.
   Императрице Сётоку наследовал престарелый монарх Конин, находившийся под влиянием способного министра из Фудзивара. После смерти Конина в 782 г. императором стал Камму, решивший вскоре после восшествия на трон перенести столицу. Время, которым открывается его правление, закрывает эпоху Нара.