Не только повсюду, где Рим вел войны, многочисленные латинские добровольцы сражались под чужими знаменами против своей верховной общины, но латинское союзное собрание даже постановило в 349 г. до н.э. не доставлять римлянам подкреплений. Судя по всем признакам, следовало в недалеком будущем ожидать нового восстания всего латинского союза, а между тем в то же время возникла опасность столкновения с другой италийской нацией, которая была в состоянии бороться со всеми соединенными силами латинского племени. После того как были побеждены северные вольски, римляне уже не встречали на юге никакого серьезного противника; их легионы неудержимо приближались к берегам Лириса. В 357 г. до н.э. они с успехом боролись с привернатами, а в 345 г. до н.э. заняли на верхнем Лирисе Сору. Таким образом, римские армии уже стояли у границы самнитов, а дружественный союз, который был заключен в 354 г. до н.э. между этими двумя самыми храбрыми и самыми могущественными из италийских народов, был верным предвестником приближавшейся борьбы из-за преобладания в Италии — борьбы, которая была особенно опасной при происходившем внутри латинской нации кризисе. В то время как Тарквинии были изгнаны из Рима, самнитская нация без сомнения уже давно владела той гористой страной, которая возвышается между равнинами Апулии и Кампании, господствуя над ними обеими; расширению владычества самнитов препятствовали, с одной стороны, давний (именно к этому времени относится могущество и процветание города Арпи), с другой стороны, греки и этруски. Но упадок этрусского могущества в конце III века и упадок греческих колоний в течение IV века открыли им свободный выход на запад и на юг; тогда толпы самнитов потянулись одни вслед за другими и не только достигли морей, омывающих южные берега Италии, но даже проникли за эти моря. Они сначала появились на той лежащей подле залива равнине, с которой было связано имя кампанцев с начала IV века; жившие там этруски были подавлены, а греки были оттеснены; у первых самниты отняли Капую (424 г. до н.э.), у вторых Кумы (420 г. до н.э.). Около того же времени или, быть может, еще ранее появились в Великой Греции луканцы, которые были заняты в начале четвертого столетия борьбой с теринеями и с туринцами и задолго до 390 г. до н.э. утвердились в греческом Лаосе. В эту пору их армия состояла из 30 тыс. пехотинцев и 4 тыс. всадников. В конце IV века в первый раз упоминается особый союз бреттиев, которые отделились от луканцев не так, как обыкновенно отделялись сабельские племена — не в качестве колонии, а вследствие войны, и затем смешались с разными иноземными народами. Жившие в нижней Италии греки, понятно, старались оградить себя от этого нашествия варваров; ахейский городской союз был восстановлен в 393 г. до н.э., и было условлено, что, когда какой-нибудь из союзных городов подвергнется нападению луканцев, все остальные должны прийти к нему на помощь, а начальники тех вспомогательных отрядов, которые не придут на помощь, будут наказаны смертью. Но и дружные усилия Великой Греции оказались бесплодными, потому что владетель Сиракуз Дионисий Старший стал действовать заодно с италиками против своих соотечественников. Между тем как Дионисий отнимал у великогреческого флота господство на италийских морях, италики занимали или разрушали греческие города один вслед за другим; в невероятно короткое время целый ряд цветущих городов был частью разрушен, частью опустошен. Только днемногим греческим поселениям, как например Неаполю, с трудом удалось сохранить свое существование и свою национальность — и не столько силою оружия, сколько путем до- говоров; независимым и могущественным остался только Тарент, который устоял благодаря своему удаленному положению и благодаря тому, что вследствие непрерывной борьбы с мессапами постоянно держал свои военные силы наготове; однако и этот город должен был постоянно бороться с луканцами, чтобы сохранить свое существование, и был вынужден искать союзников и наемных солдат в своем греческом отечестве. Около того времени, когда Вейи и Помптинская равнина подпали под власть римлян, толпы самнитов уже овладели всей нижней Италией, за исключением немногих разбросанных греческих колоний и апулийско-мессапского побережья. Из составленного около 336 г. до н.э. греческого описания берегов видно, что собственно самниты с их «пятью» языками жили от моря до моря; у Тирренского моря жили рядом с ними к северу кампанцы, а к югу луканцы, к которым причислялись как в этом случае, так и большей частью бреттии и которые уже занимали весь берег от Пестума на берегу Тирренского моря до Турий на берегу Ионийского моря. Если сравнить то, чего достигла каждая из двух великих италийских наций — латинская и самнитская, — прежде чем они столкнулись между собою, то завоевания самнитов покажутся гораздо более обширными и более блестящими, нежели завоевания римлян. Но характер тех и других завоеваний был неодинаков. Из прочного городского центра, каким был Рим для Лациума, владычество этого племени медленно распространяется во все стороны, хотя и не в очень широких границах, но всюду прочно утверждаясь или путем основания укрепленных городов по римскому образцу с зависимыми союзными учреждениями или путем романизации завоеванных стран. Иначе велось дело в Самниуме. Там не было никакой верховной общины и потому не было никакой завоевательной политики. Между тем как для Рима завоевание областей Вейентской и Помптинской было действительным расширением его могущества, Самниум скорее ослабел, чем окреп, вследствие возникновения кампанских городов и образования союзов луканского и бреттийского. Это случилось потому, что каждый отряд переселенцев, искавший и нашедший новые места для поселения, жил потом своей самостоятельной жизнью. Толпы самнитов расходятся по чрезмерно широкому пространству, на котором даже вовсе не стараются прочно утвердиться; хотя самые большие греческие города — Тарент, Турий, Кротон, Метапонт, Гераклея, Регион, Неаполь — ослабели и даже нередко утрачивали свою независимость, но все еще существовали; греки были терпимы даже на равнинах и в мелких городках; так, например, Кумы, Посидония, Лаос, Гиппонион оставались греческими городами и под самнитским владычеством, как о том свидетельствуют вышеупомянутое описание берегов и монеты. Таким путем образовались смешанные племена; так, например, двуязычные бреттии приняли в свою среду кроме самнитского элемента также греческий и даже остатки древних аборигенов; в Лукании и Кампании также происходили подобные смешения племен, но в менее значительных размерах. Опасных чар эллинской культуры не могла избежать и самнитская нация, по крайней мере в Кампании, где Неаполь с ранних пор завел дружеские сношения с пришельцами и где само небо гуманизировало варваров. Хотя Нола, Нуцерия, Теан имели чисто самнитское население, тем не менее они усвоили греческие нравы и греческое городское устройство; впрочем, их туземное устройство округов действительно не могло бы сжиться с новыми условиями существования. Самнитские города в Кампании начали чеканить монету частью с греческими надписями; благодаря торговле и земледелию Капуя сделалась по величине вторым городом Италии, а по роскоши и богатству — первым. Глубокая нравственная испорченность, которою этот город превосходил, по свидетельству древних, все другие италийские города, сказалась главным образом в двух нововведениях, достигших процветания прежде всего в Капуе, — в наборе наемных солдат и в устройстве гладиаторских игр. Вербовщики нигде не находили такого прилива добровольцев, как в этой метрополии безнравственной цивилизации; между тем как сама Капуя не была в состоянии обороняться от нападения самнитов, способная носить оружие молодежь Кампании массами стремилась в Сицилию под предводительством ею самою выбранных кондотьеров. Какое глубокое влияние имели на судьбы Италии эти походы ландскнехтов, будет объяснено впоследствии; они характеризуют нравы кампанцев так же хорошо, как и гладиаторские игры, также обязанные Капуе если не своим происхождением, то своим развитием. Там даже на званых обедах появлялись пары гладиаторов, и число этих пар соразмерялось с рангом гостей. Эта нравственная испорченность самого важного из самнитских городов, без сомнения находившаяся в тесной связи с уцелевшим влиянием этрусских нравов, грозила большой опасностью для всей нации; хотя кампанская знать и умела соединять с самым глубоким нравственным упадком рыцарскую храбрость и высокое умственное развитие, она все-таки никогда не могла сделаться для всей нации тем же, чем была римская знать для латинов. Влиянию эллинов подчинялись не одни кампанцы, но также — хотя и не в такой сильной степени — луканцы и бреттии. Производившиеся во всех этих странах раскопки гробниц вскрывают, как греческое искусство соединялось там с варварской роскошью; богатые золотые и янтарные украшения и покрытая роскошною живописью утварь, которые мы находим теперь в жилищах мертвых, заставляют нас догадываться, как далеко там уклонились от старых отцовских нравов. Другие указания сохранились в письменности: принесенная с севера древненациональная письменность была отброшена луканцами и бреттиями и заменена греческой, между тем как в Кампании национальный алфавит и даже национальный язык самостоятельно развивались под греческим влиянием, благодаря которому достигли большей чистоты и изящества. Встречаются даже отдельные следы влияния греческой философии. Только собственно страна самнитов осталась не затронутой этими нововведениями, которые хотя и были в иных отношениях изящны и естественны, однако все более и более ослабляли и без того уже непрочные узы национального единства. Влияние эллинских нравов произвело глубокий разлад в среде самнитского племени. Жившие в Кампании благовоспитанные «эллинофилы» привыкли подобно самим эллинам бояться живших в горах более грубых племен, которые со своей стороны беспрестанно вторгались в Кампанию и тревожили ее выродившихся древнейших поселенцев. Рим был замкнутым государством, имевшим в своем распоряжении военные силы всего Лациума; его подданные хотя и роптали, но повиновались. Самнитское племя было рассеяно и раздроблено, хотя образовавшийся в собственно Самниуме союз и сохранил незапятнанными нравы и мужество предков, но именно вследствие того он находился в полном разладе с остальными самнитскими племенами и общинами.
   В действительности именно этот разлад между самнитами, жившими на равнинах, и самнитами, жившими в горах, и привлек римлян на ту сторону Лириса. Жившие в Теане сидицины и жившие в Капуе кампанцы стали искать у римлян защиты против своих собственных соотечественников, беспрестанно разорявших край новыми нашествиями и грозивших прочно в нем утвердиться (343 г. до н.э.). Когда в просимом союзе было отказано, кампанские послы предложили подчинить свой город римскому верховенству, а римляне не устояли против такого соблазна. Римские послы отправились к самнитам с извещением о новом приобретении и с требованием не посягать на территорию дружественной державы. Мы не в состоянии описать весь ход этих событий во всех их подробностях; мы только видим, что вследствие ли войны или без всяких предварительных военных действий между Римом и Самниумом состоялось соглашение, в силу которого римлянам было предоставлено право распоряжаться в Капуе, самнитам — в Теане, вольскам — на верхнем Лирисе. Уступчивость самнитов объясняется тем, что именно в то время тарентинцы напрягали все свои усилия, чтобы избавиться от своих сабельских соседей; но и римляне имели серьезное основание торопиться с заключением миролюбивой сделки с самнитами, так как предстоявший переход в римское владение одного округа, лежавшего у южной границы Лациума, превратил в открытое восстание ту неприязнь, которую уже давно питали латины к Риму. Все коренные латинские города и даже принятые в римский гражданский союз тускуланцы — за исключением одних лаврентинцев — взялись за оружие против Рима; напротив того, из колоний, основанных вне границ Лациума, приняли участие в восстании только старинные города вольсков — Велитры, Анций и Таррацина. Капуанцы, несмотря на добровольно заявленную ими незадолго перед тем готовность подчиниться Риму, воспользовались этим удобным случаем, чтобы снова освободиться от римского владычества; эта община стала действовать заодно с латинским союзом, несмотря на сопротивление знати, не желавшей нарушать заключенного с Римом договора, — и это совершенно понятно; напротив того, еще сохранившие свою независимость Вольские города, как например Фунди и Формии, равно как племя герников, не приняли подобно кампанской аристократии участия в этом восстании. Положение римлян было трудное: их легионы, перешедшие через Лирис и занявшие Кампанию, были отрезаны от своего отечества восстанием латинов, и только победа могла их спасти от гибели. Подле Трифана (между Минтурнами. Суэссой и Синуэссой) произошло решительное сражение (340 г. до н.э.): консул Тит Манлий Империоз Торкват одержал решительную победу над соединенными силами латинов и кампанцев. Те отдельные города, которые еще оказывали сопротивление, были в течение двух следующих лет или взяты приступом, или сдались на капитуляцию, и вся страна была приведена в покорность. Последствием этой победы было упразднение латинского союза. Он превратился из самостоятельного политического союза просто в религиозно-праздничную ассоциацию; исстари установленные права союза на максимум набора войск и на долю в военной добыче сами собою исчезли, а если нечто похожее на них и встречалось впоследствии, то они уже носили на себе отпечаток оказанной милости. Взамен договора между Римом, с одной стороны, и латинским союзом, с другой, заключались в лучших случаях вечные союзные договоры между Римом и отдельными союзными городами. К заключению таких договоров были допущены из древнелатинских поселений кроме Лаврента также Тибур и Пренесте, которые, впрочем, были принуждены уступить Риму часть своей территории. Такое же право было предоставлено основанным вне Лациума общинам с латинским правом, если только они не принимали участия в войне. Таким образом, на всю латинскую нацию был распространен принцип изолирования одних общин от других, который был уже ранее того применен к поселениям, основанным после 384 г. до н.э. В других отношениях отдельные поселения сохранили свои права и свою автономию. Все остальные древнелатинские общины, равно как отпавшие колонии, утратили свою самостоятельность и вступили в той или другой форме в римский гражданский союз. Два самых важных приморских города — Анций (338 г. до н.э.) и Таррацина (329 г. до н.э.) — были заняты, по примеру Остии, римскими полноправными гражданами, и каждый из них сохранил только узко коммунальную автономию: у бывших граждан была большею частью отнята их земельная собственность в пользу римских колонистов, а в той мере, в какой они сохранили эту собственность, они также были приняты в союз полноправных граждан. Ланувий, Ариция, Номент, Пед сделались римскими гражданскими общинами с общинным самоуправлением по образцу Тускула. Городские стены Велитр были срыты, все члены сената были изгнаны и поселены без права выезда в римской Этрурии, а самый город в качестве подвластной общины, вероятно, получил организацию по церитскому праву. Одна часть вновь приобретенных пахотных полей, как например земли велитернских сенаторов, была разделена между римскими гражданами; с этими отдельными раздачами земель находится в связи учреждение двух новых гражданских округов, состоявшееся в 332 г до н.э.. Как глубоко сознавали в Риме громадную важность достигнутого успеха, видно из того, что на римской площади была поставлена колонна в честь победоносного консула 338 г. до н.э., Гая Мения, и что стоявшая на той же площади ораторская трибуна была украшена корабельными носами, снятыми с тех анциатских галер, которые были найдены негодными к употреблению. Точно таким же образом было введено и упрочено римское владычество в стране южных вольсков и в Кампании. Фунди, Формии, Капуя, Кумы и несколько других менее важных городов обратились в зависимые от Рима общины с правом самоуправления, а для того чтобы упрочить обладание самым важным из этих городов — Капуей, был искусственным образом усилен разлад между аристократией и народом, было преобразовано в римских интересах общинное устройство и ежегодно отправлялись в Кампанию римские должностные лица для контроля городского управления. Так же было поступлено через несколько лет после того с Вольским городом Привернем; на долю его граждан выпала та честь, что, воспользовавшись содействием отважного фундинского партизана Витрувия Вакка, они вели последнюю борьбу за свободу своей страны; эта борьба кончилась тем, что город был взят приступом (329 г. до н.э.), а Вакк был казнен в римской тюрьме. С целью скорее населить эти страны настоящими римлянами раздавались римским гражданам из приобретенных войной земель, в особенности в областях Привернской и Фалернской, полевые наделы в таком большом числе, что уже по прошествии нескольких лет (318 г. до н.э.) и там можно было учредить два новых гражданских округа. Обладание вновь приобретенной территорией было окончательно обеспечено постройкой двух крепостей на правах латинских колоний. То были: Калес (334 г. до н.э.), построенный на кампанской равнине, откуда можно было наблюдать за Теаном и Капуей, и Фрегеллы (328 г. до н.э.), господствовавшие над переправой через Лирис. Обе колонии были необычайно сильны и скоро достигли цветущего положения, несмотря на то, что сидицины старались воспрепятствовать основанию Калеса, а самниты — основанию Фрегелл. И в Соре был поставлен римский гарнизон, против чего основательно, но тщетно протестовали самниты, которым этот округ был уступлен по договору. Рим неуклонно шел к своей цели, обнаруживая свою энергичную и честолюбивую политику не столько на полях сражения, сколько в уменье прочно утверждать свое владычество над завоеванными странами, которые он опутывал неразрывною сетью и политических, и военных мероприятий. Понятно, что самниты с неудовольствием смотрели на опасное для них расширение римского владычества; но хотя они старались создавать для римлян препятствия, они пропустили то время, когда могли бы при надлежащей энергии остановить римлян на пути к новым завоеваниям. Они, как кажется, заняли по договору с Римом Теан и сильно там укрепились; это видно из того, что Теан прежде искал в Капуе и в Риме защиты против Самниума, а в позднейших войнах он служил для самнитов оплотом с западной стороны. Но на верхнем Лирисе, несмотря на то, что они предпринимали там опустошительные набеги, они не спешили прочно утвердиться. Так, например, разрушив Вольский город Фрегеллы, они этим только облегчили основание там только что упомянутой римской колонии, а два других Вольских города — Фабратерия (Сессапо) и Лука (неизвестно, где находившаяся) — были так ими напуганы, что последовали примеру Капуи и добровольно отдались (330 г. до н.э.) во власть римлян. Самнитский союз тогда только оказал римлянам серьезное сопротивление, когда завоевание ими Кампании сделалось совершившимся фактом; причину этого следует искать частью в распрях, происходивших именно в ту пору между самнитской нацией и италийскими эллинами, частью также в вялой и непоследовательной политике союза.

Hosted by uCoz